Красная планета больше не была такой уж красной, хотя процесс ее озеленения только начался. Колонисты (они ненавидели это слово и уже гордо говорили: «Мы — марсиане») целиком отдались решению проблем выживания, и у них не оставалось сил для занятий искусствами или науками. Но гений, как вспышка молнии, нисходит там, где пожелает, и под сводами Порт-Лоуэлла родился величайший физик-теоретик столетия.

Как и Эйнштейн, с которым его часто сравнивали, Карлос Мендоза был превосходным музыкантом. Ему принадлежал единственный на Марсе саксофон, и он прекрасно играл на этом старинном инструменте. Он также напоминал Эйнштейна самокритичным складом ума. Когда сделанный им прогноз гравитационной волны с поразительной точностью подтвердился, его единственным замечанием было следующее:

— Ну, это вдребезги разбивает теорию Большого взрыва, версию 5 — по крайней мере до среды.

Карлос мог бы получить свою Нобелевскую премию и на Марсе, как все от него и ожидали. Но он обожал сюрпризы и розыгрыши и потому неожиданно появился в Стокгольме, похожий на рыцаря в доспехах века высоких технологий в облачении особого скафандра, снабженного силовым двигателем. Подобные конструкции — так называемый наружный скелет — разрабатывались для больных параплегией. Механическая поддержка скелета позволяла Карлосу двигаться практически без затруднений в окружающей среде, где в противном случае он быстро погиб бы.

Нет нужды говорить, что после окончания церемонии Карлоса забросали приглашениями и на собрания научной общественности, и на светские приемы. Среди тех немногих, которые он смог принять, было посещение Комитета по ассигнованиям САШ, где он произвел на всех незабываемое впечатление.

СЕНАТОР ЛЕДСТОУН: Профессор Мендоза, приходилось ли вам когда-нибудь слышать о Крошке-цыпленке?

ПРОФЕССОР МЕНДОЗА:   Боюсь,   что   нет, господин председатель.

СЕНАТОР ЛЕДСТОУН: Это был герой одной сказки, который метался повсюду и кричал: «Небо падает! Небо падает!». Он напоминает мне кое-кого из ваших коллег. Я был бы вам весьма признателен, если бы вы высказали свое мнение о проекте «Космический патруль». Уверен, вы знаете, о чем идет речь.

ПРОФЕССОР МЕНДОЗА: Действительно, я знаю, господин председатель. Я живу на планете, до сих пор несущей на себе шрамы от тысяч метеоритных ударов — некоторые из них достигают сотни километров в диаметре. Когда-то они были в равной степени распространены и на Земле, но ветер и дождь — то, чего у нас на Марсе еще нет, хотя мы над этим работаем! — стерли их. Правда, у вас в Аризоне еще остался один неиспорченный образец.

СЕНАТОР ЛЕДСТОУН: Знаю, знаю. Космический патруль всегда указывает на Аризонский метеоритный кратер. Насколько серьезно мы должны относиться к их предостережениям?

ПРОФЕССОР МЕНДОЗА: Очень серьезно, господин председатель. Рано или поздно обязательно будет еще один сильный удар. Это не моя область, но я подберу для вас статистику.

СЕНАТОР ЛЕДСТОУН: Я тону в статистике, но ваше авторитетное мнение будет очень ценно. И я благодарен вам за то, что вы так быстро откликнулись на наше приглашение, тем более что через несколько часов у вас назначена встреча с президентом Виндзором.

ПРОФЕССОР МЕНДОЗА: Спасибо, господин председатель.

Молодой ученый произвел на сенатора Лед-стоуна большое впечатление; более того, он его просто очаровал, но тем не менее не убедил. То, что в конце концов изменило его мнение, было отнюдь не связано с соображениями логики, ибо Карлос Мендоза так и не попал на встречу в Букингемский дворец. По дороге в Лондон произошел странный несчастный случай, и он погиб, когда отказала система контроля его наружного скелета.

Ледстоун тотчас же перестал противиться осуществлению проекта «Космический патруль» и проголосовал за финансирование его продолжения.

Будучи уже очень пожилым человеком, он как-то сказал одному из своих помощников:

– Говорят, скоро мы сможем вытащить мозг Мендозы из жидкого азота и поговорить с ним через компьютерное устройство. Интересно, о чем он думал все эти годы?..